Молилась?
А то... еще как...
...во дворец?
Так все ж об том и говорили... тогда старая боярыня крепко на нее разозлилась. Молодой во дворец хотелось крепко. А барыня не пущала. Тогда-то девка и сбегла к маменьке, а от нее на конкурсу, стало быть...
...тут-то о Димитрии и вспомнили.
На кухне появился лакей, и беседа стихла.
...отчего-то у Димитрия сложилось впечатление о Кульжицкой, в девичестве Бужевой, как о женщине весьма преклонных лет, старой и даже дряхлой. Однако той, что принимала его в кабинете, обтянутом зеленым с амарантом штофом, было далеко до старости.
Магичка.
И не из слабых.
Нет, годы прошедшие чувствовались. Они делали женщину... более хрупкой?
Изящной?
Димитрий отметил простую прическу и платье несколько грубоватого кроя, но тем самым лишь подчеркивающее естественное изящество. Ее белые руки, лишенные колец и перстней. Простые, без каменьев, серьги и драгоценную яшмовую камею единственной уступкой статусу.
- Будьте столь любезны, - она подала знак, и женщина в сером, тяжелой ткани платье, возникла перед Димитрием. Возникла словно бы из ниоткуда, и темные глаза ее недобро блеснули, а губы растянулись в неискренней улыбке. - Передайте Ее императорскому величеству... что мы принимаем ее соболезнования.
Голос дрогнул.
А женщина в сером, надо полагать та самая Агнешка, протянула запечатанный конверт.
- Соболезную... - Димитрий конверт принял. А боярыня махнула рукой и вяло поинтересовалась:
- Что вам еще нужно?
- Узнать.
Агнешка отступила и... надо же, какое редкостное умение, если бы не наблюдал, не заметил бы, как расплылась женская фигура, сродняясь с тенью. Ишь ты... а поговаривали, будто это знание утрачено. А еще, что оно и к лучшему, ибо слишком уж...
...сложно.
Такого человека не остановят преграды, даже защита дворца окажется бессильной. А если... с виду Агнешка не выглядела хрупкой, сил задушить кого у нее хватит.
Но зачем?
Димитрий вздохнул и вытащил золоченую бляху особого ведомства.
- Падальщики, - с какой-то печалью произнесла Кульжицкая. - Конечно... значит, она не сама... бедная моя нетерпеливая девочка...
Нетерпеливая?
Интересная характеристика.
Кульжицкая же опустилась в кресло и махнула рукой:
- Агнешка... можешь идти. Действительно можешь идти... простите, она верна мне... с младенчества... знаете, у старых родов свои обычаи.
- Кровной привязки? - Димитрий сказал наугад, но оказался прав.
- Тогда это было еще вполне себе законно... при наличии договора.
- И он у вас имеется?
- Само собой. Если вам так уж интересно, ее продали родители... низкое сословие, не даром называют его подлым. Матушка служила у нас в доме... не помню, право слово, кем, но она подошла к моим родителям... знала обычай. И получила сто сорок пять рублей.
Вполне приличная сумма, если подумать, правда, младенцу с нее вряд ли что перепало. Разве лишь сомнительная честь стать тенью благородной дамы. Она, в отличие от тех же крепостных, была обречена служить до самой смерти...
- Не думайте, я не обижаю Агнешку. Считается, будто обряд односторонний, но когда рядом оказывается кто-то, кому можно доверять с... гарантией, это сближает. Пожалуй, она мне роднее многих...
- И вашего брата?
- У меня не осталось братьев.
Она коснулась резной камеи.
- И рода не осталось... вам, наверное, сложно представить, каково это... всю жизнь гордиться принадлежностью к чему-то, а после...
- Вы привезли его из своей поездки. Полагаю, вы и ее затеяли лишь затем, чтобы подобрать вашего родственника, не вызывая подозрений. Вы не слишком верили сыну...
- Он чересчур похож на своего отца. Практичен, но напрочь лишен понимания дворянской сути. Кровь...
- Где он?
- Кто?
- Я не собираюсь его задерживать...
...во всяком случае, пока... и следовало бы взять дюжину гвардейцев в поддержку, но нет, не посчитал нужным... а теперь?
Агнешка предупредит?
Несомненно.
Но кто мог предположить... экая наглость...
- Вам и не за что... - она потянулась и коснулась ленты. - Отец Святозар не подвластен суду мирскому. И... да, полагаю, у вас найдется что ему предъявить, но поверьте, он свое отмучился...
- А вы?
- Все... не так просто...
В комнату заглянули.
- Передайте отцу Святозару, пусть заглянет. А вы ждите... не надо опасаться, ему некуда бежать. Он был уже беглецом и многое понял. Все мы многое поняли, жаль, поздно.
Она замолчала и повернулась к окну. Выходившее на реку, то казалось каким-то чересчур уж темным. И профиль Кульжицкой выделялся четким. Она сама казалась грифельным наброском, который лишь тронули акварелью, но так и не решились разукрасить.
- Вы не хотели, чтобы ваша внучка участвовала в конкурсе?
- В этом балагане? - Кульжицкая слегка поморщилась и приподняла ладонь. С запястья соскользнули янтарные четки. - Естественно, я не хотела... Гдынечка... она была особенной... она так походила на меня в молодости... конечно, внешность имела несколько простоватую, все же и ее мать, и мой супруг были мещанами, это не могло не сказаться, но душа... я видела в ней себя саму. И хотела уберечь от ошибок.
- Каких?
- Вам подробно перечислить? Пожалуй, главной была эта моя убежденность, что я спасу семью, пожертвовав собственным будущим. Я вышла замуж за человека, которого мне подыскал батюшка. Я пыталась смириться с новым положением, с тем, что двор был отныне закрыт, что я вовсе отлучена от света, где никогда бы не простили... - ее голос дрогнул. - Моя внучка должна была блистать... я планировала вывести ее в свет...
...и выйти самой, пусть в иной роли, но все же оказаться во дворце. И что ж их всех туда тянет? Вот сам Димитрий с превеликим удовольствием уехал бы куда... да хоть на край мира гонять медведей, лишь бы подальше.
- Я нашла ей подходящего жениха, кого-то, кто помнит, на что способна старая кровь...
- Но она...
- Она хотела получить все и сразу.
- Ваш брат...
- Полагаю, молится. Он очень боится умереть без покаяния...
- Смерть ему пока не грозит.
Янтарные бусины скользили меж пальцев, хрупкие, напоенные светом, они казались единственной яркой деталью в темном образе.
- Что же произошло?
- Говорю же, девочка оказалась слишком нетерпелива... и несколько преувеличивала свое значение. Видите ли... у каждого древнего рода есть свои тайны. И Гдынечка полагала себя моей преемницей, тогда как я видела в ней лишь хранительницу. Да, герб Бужевых сожжен, но знание... оно не должно было быть утрачено. У Гдынечки не хватило бы сил воспользоваться тем, чему я ее учила. Но вот у ее дочери, рожденной в правильном браке... а там... сила дает право претендовать на возрождение рода. Я понимаю, что это непросто, но...
...вполне возможно.
Лет через двадцать. Или тридцать, когда память о смуте попритихнет, а вина перестанет быть очевидной. Влияние.
Служба.
И небольшая просьба... сперва восстановить право на герб для младшего сына, а уже там, постепенно... что ж, следовало признать, что Кульжицкая была выгодной невестой.
- Она...
- Моя внучка... как бы это выразиться... боюсь, в том есть и моя вина, но она была донельзя избалована, ко всему полагала себя умной, оставаясь при том честолюбивой. Правда, все честолюбие сводилось к удачному браку. И единственный, кого она полагала достойным своей руки...
- Цесаревич?
- Именно. Я, говоря по правде, не знаю, откуда взялась эта безумная идея, - Кульжицкая перебирала четки, и бусины беззвучно скользили по нити. - Не от меня... я внушала мысли о смирении... о долге... о том, что стоит обратить внимание на Вышняковских...
- Почему на них?
Кульжицкая пожала плечами, будто утомительно ей было объяснять кому-то вещи столь очевидные.
- Род старый, не растерявший крови и наследия, но несколько оскудевший. Вышняковские всегда были... плодовиты. А еще имели похвальную привычку выделять младшим родовую долю. С одной стороны, несомненно, их нынешнее влияние велико, в основном благодаря поддержке тех самых младших ветвей, которые исключительно формально считаются свободными родами...