- Пройдет, - Лешек закрыл глаза. - Так лучше видно...
А Димитрий кивнул.
- Отпус-с-сти... - тело заговорило. Оно дергалось, будто кукла на ниточках, покачивалось и, казалось, готово было рухнуть на сидящего священника.
- Имя?
- Цветана...
Говорящий труп выглядел донельзя мерзко. Мышцы лица его двигались, и казалось, что покойная корчит рожи. Время от времени она высовывала распухший язык, который, однако не мешал говорить.
- Ты умерла.
- Да, - тело застыло, неестественно наклонившись. - Я... умерла. Умерла. Я. Я? Умерла?
Сердце на ладони некроманта дрогнуло, выплеснув черную жижу, которая просочилась сквозь пальцы.
- Да, дитя. Ты умерла. Мне жаль, - голос Святозара стал мягче. - Что ты помнишь?
Она заворчала.
- Тише. Скоро я тебя отпущу... совсем отпущу. Но ты должна помочь.
- Я...
Всхлип драл душу. И вообще возникло непреодолимое почти ощущение повеситься. Или... нет, вешаться долго. Это веревку искать надобно, крюк какой или вот люстру. А револьвер при Димитрии. И всего-то надобно, что приставить к виску.
Взвести курок.
Он моргнул, избавляясь от наваждения. Нет уж, с суицидом он погодит, но...
- Вспомни. Что случилось? Расскажи, - вкрадчивый голос окутывал. - И мы сможем отомстить...
- Нет...
- Справедливость. Ты же хочешь восстановить справедливость.
- Нет.
- Тогда чего ты хочешь?
- Покоя.
- Что ж... тогда я тебя отпущу, но после... ты должна рассказать. Вспомни, что было...
- Было... - тело дернулось и село. Нелепая поза, особенно при том, что грудная клетка его распахнулась, выставляя жутковатого вида нутро. - Он позвал... он сказал, что выбрал меня... он сказал, что я лучшая... что он полюбил меня, как только увидел... он сказал, что не желает ждать окончания этого конкурса. Глупый конкурс. Боялся, что... я могу выбрать другого... я не стала бы. Я его люблю!
- Конечно.
Димитрий сдавил подлокотник кресла и подался вперед.
- Назовешь имя? - Святозар одарил его предупреждающим взглядом.
- Митенька, - с непонятной нежностью произнесла умершая. - Мой Митенька... князь Навойский...
...в покоях было чисто.
Прохладно.
И... и не спалось. Лизавету препроводили в них, честь по чести, а после, превежливо распрощавшись, оставили в одиночестве. И верно, подразумевалось, что она этим одиночеством сполна насладиться, или, хотя бы проявит толику благоразумия, переоденется и уляжется в постель.
Переодеться она переоделась.
И ванну приняла.
И даже влезла в ночную рубашку, из тех, подаренных тетушкой, которые были мягки и целомудренны. И вернувшись в покои отчего-то не удивилась, увидев княжну Таровицкую, которая сидела на кровати и перелистывала блокнотик.
- Наконец-то, - сказала та, блокнотик захлопывая. - А я уж начала бояться, что ты до утра не вернешься...
- Как...
- Обычный маячок. Волос твой у меня имелся, остальное - мелочи.
Княжна выглядела совершенно по-домашнему, разве что поверх ночной рубашки, к слову, тетушку она бы порадовала должной мешковатостью и закрытостью, набросила байковый халатик.
- А... - только и нашлась Лизавета. - Что ты... вы... тут... зачем?
- Доклад, - мрачно произнесла Таровицкая. - Не забыла?
Вот про доклад, который предстояло сделать завтра, Лизавета как раз-то и забыла напрочь.
- Мы кое-что там набросали, но... у нас с Одовецкой... не самые теплые отношения, поэтому... работа несколько не заладилась.
- Поругались?
- Немного.
- Сильно?
Таровицкая махнула рукой, мол, как тут поймешь, сильно или нет.
- Еще и дед приехал, - пожаловалась будто бы. - Вот я ему говорила, чего потерял? У него здоровье слабое. Сердце опять же... а он примчался... толку с того не будет.
- Что там случилось? - Лизавета споро плела косу.
И халат у нее имелся, однако вида столь затрапезного, что надевать его во дворце казалось по меньшей мере кощунством.
- Случилось... что случилось, того не изменишь, - Таровицкая поднялась. - Так ты идешь? Еще эту... блаженную вытащить надо.
Идет.
Что ей остается? Тем паче, все одно не спалось.
И беспокойно было... и не отпускало чувство, что кто-то и отнюдь не Таровицкая, за Лизаветой наблюдает. Зачем?
...Лизавета даже остановилась в коридоре, огляделась.
Никого.
Ничего.
А чувство... бывает. Нервы же... нервы, они с любой девицей бывают.
Глава 36
Глава 36
- ...а я предлагаю организовать службу скорой помощи... скажем, целители и маги, которые в случае бедствия помогают людям. Это просто возмутительно, до какого состояния детей запустили! Да у них все, считай, с рахитом. Есть чахоточные, больные тифом... некоторым уже не помочь, - как ни странно, Одовецкая к появлению ночных гостей отнеслась весьма спокойно и даже предложила остаться в ее покоях, благо, были оные в достаточной мере просторны.
Спорить с нею не стали.
В покоях княжны Одовецкой остро пахло травами, особенно полынью, что навевало не самые приятные мысли: полынь сыпали от клопов. Но не может же такого быть, чтобы во дворце и клопы водились? Нет, дело в склянках.
Или в мешочках, которые висели, прицепленные к гардинам цвета лосося.
Или вот в черном целительском кофре, широко распахнувшем пасть... в склянках и скляночках, в фарфоровых ступках и каменном пестике, отложенном в сторону. В зельях, которые княжна, презрев всякие правила - а они должны были существовать - готовила прямо в комнате.
Здесь же и чай поставила.
Как чай.
Спиртовка. Толстостенная колба, закрепленная на штативе. Вода. Травки... и мрачный взгляд, в котором виделось подозрение. Пожалуй, в любом каком случае Лизавета не рискнула бы этакий чаек пробовать. Но тут...
- Погоди ты с отрядами, - Таровицкая постучала блокнотиком по коленке. - Нам надо решить, что делать с людьми...
- А что с ними делать? Тяжелых госпиталь примет, с остальными я разобралась с большего... надо будет только следить, чтобы антисанитарию не разводили. И порошок против клопов раздать. Блох вычесывать, а лучше головы налысо обрить.
- Как каторжанам? - усмехнулась Таровицкая, принимая чашку с травяным отваром. - Думаешь, согласятся?
Одовецкая удивленно моргнула.
- Это вопрос здоровья.
- В том и беда целителей, что кроме здоровья вас мало что интересует. Ты вылечила и молодец, конечно... но дальше что? Пусть помирают, главное, чтобы здоровыми?
- На самом деле проблем несколько, - Лизавета решилась подать голос. - Жилье и работа. Будет место, где жить, будет возможность трудиться и получать деньги, они сами устроятся наилучшим для себя образом. Но...
Таровицкая сунула ворох мятых бумажек.
Списки, стало быть.
И надобно просмотреть. Большей частью женщины, пусть и крепкие, горного народа... это и плохо, такая кровь в городе приживается с трудом. Да и какая работа тут сыщется?
- Допустим... можно договориться с мастерскими, чтобы взяли детей на обучение... - Таровицкая крутила чашку и принюхивалась. Отраву выискивает? - Только... ученикам живется не сладко, даже тем, за кого платят. А мы сможем заплатить?
- Я - нет, - сказала Лизавета. - Разве что рублей пятьдесят...
...потому что ей жаль детей, но сестер еще жальче.
- Не думаю, что это станет проблемой, - Одовецкая перебросила косу за спину. - Сколько их там?
- Детей старше семи? Мальчишек... с дюжины две. Девиц - около сотни...
- Почему так?
- Потому что, блаженная ты наша, - ответила Таровицкая, - мальчишки почти все в шахтах остались, они с малых лет там работают. И девок берут, но не всех. Если семья побогаче, то берегут, чтоб потом замуж выдать. С выработок не больно-то рады брать...
Одовецкая фыркнула, но смолчала.
- Девиц можно в прядильни или, если кто половчее, то к швеям. Женщин...